Как-то записала все ругательства, которыми меня наградили родители в один из дней. Их было 13, и «дура» с «уродиной» даже не самые обидные. Теперь я понимаю, что ругали они не меня – себя. Они впервые увидели наши отношения со стороны...
Когда мне было 14, я думала о самоубийстве каждый день. Я легко училась, занималась спортом и общественной работой. Несмотря на статус учительской дочки, ко мне неплохо относились в классе – я не была «стукачкой» и могла выручить при случае. Родители гордились мною. Они были уважаемыми людьми. У нас все время толклись в доме какие-то дети – то в гостях, то на временном жительстве. Маму с папой ученики любили – они были мудрыми, умели выслушать . Всех, кроме меня. Я жила своей жизнью, родители – своей. Им казалось, наверное, что они и без того все знают про меня – в селе была только одна школа, в которой они работали, а я училась. Они следили за качеством прочитанных мною книг, но почему-то им не приходило в голову спросить, что у меня на душе. Да и не принято у нас было как-то откровенничать. Помню, как меня поразил рассказ Виктории Токаревой, где мама с дочкой пишут друг другу смешные записки типа «Ты дура». Такой вольности у нас даже представить себе было нельзя – я должна была выбирать слова для родителей. Они – нет. У нас не принято было говорить о любви – что за телячьи нежности? А мне хотелось, чтобы мною восхищались, меня хвалили. Все мои достижения были вполне привычным делом. Я придумывала новые. Однажды, когда родители уехали на выходные, выкопала всю картошку на огороде, а соток там было все десять, а то и больше.
Способ покончить с собой я представляла слабо. Зато отчетливо видела, как лежу в гробу, как горюют мои родители, как наконец называют меня любимой. Именно так – любимая, дорогая… Я завидовала покойникам! Мои родители не знали, что я боюсь всего и всех, что независимый вид мне дается трудно. На самом деле мне казалось, что люди оборачиваются на меня для того, чтобы поглядеть на «уродину и дуру». Эти слова были обычными для моих мамы и папы в обращении со мной. Наверное, я не была ангелом, но они никогда не позволяли себе оскорблять чужих детей, а дома расслаблялись… Они просто не замечали, что говорят. Не знаю, чем бы дело кончилось, но однажды в благодушном настроении они сами сказали мне: «Ты уж прости, дочка, мы бываем иногда несправедливы». Я, восприняв их слова за искренность, со смехом достала листочек, на котором как-то записала все ругательства, которыми меня наградили родители в один из дней. Их было 13, и «дура» с «уродиной» даже не самые обидные. Что тут началось! Теперь я понимаю, что ругали они не меня – себя. Они впервые увидели наши отношения со стороны. Умные и чуткие, они раньше даже не задумывались, как обижают меня. К чести моих родителей, они умели исправлять ошибки – оскорблений больше не было. Успели – видимо, последнее слово сказано не было. Наверное, они все же любили меня. Только я-то об этом не знала!
Вот почему я никогда не верю родителям юных самоубийц, которые говорят, что причин для суицида у их ребенка не было. Вы не знали, не видели, не интересовались его душой! Вы просто не замечали, что говорите и что творите своими словами. Но мои родители выросли как трава в поле – своим матерям они были не нужны, отцов вообще не помнили. Да и книг по психологии тогда не было. Мама много сделала для меня, но всю жизнь я ждала три заветных слова: «Я тебя люблю». Лишь перед смертью она стала говорить их. Отец и вовсе не успел – погиб неожиданно. Они учились любить детей на собственных ошибках. Но сейчас-то! Только слепоглухонемой не наткнется на совет: «Разговаривайте со своими детьми». А вот поди ж ты – дети кончают с собой, а родители понять не могут, почему…
Я не была особенной. Моя одноклассница, двоечница Наташа Хомич, выпила бутылку уксуса и умерла в реанимации. Ей, правда, было тогда уже 18, и официальная версия гласила: несчастная любовь. А на похоронах выяснилось, что она пыталась сделать это еще в школе. Без всякой любви. Вот именно – без всякой. Ее родители были заняты выпивкой. Мои – работой. А разницы для нас никакой. На филфаке университета, где я училась 25 лет назад, были разные студенты из разных семей, но не пробовал покончить с собой только ленивый. Нас не учили любить себя и ценить жизнь. Большинство были такими же, как и я, – затюканными, отчаянно борющимися с комплексами. И все-таки нам было легче. Тогда не было Интернета. Виноват он вовсе не в обилии сайтов, посвященных суициду, – человек, ценящий жизнь, ими не интересуется. Интернет виноват в том, что подростки теперь знают: они личности, их нужно уважать. А видят, ощущают совсем другое. Для взрослых норма - выплескивать раздражение на своих чад, они же их собственность, недочеловеки. Но дети меняются, они теперь знают, что должно быть по-другому. А взрослые – нет! Нам же так удобнее, правда? Сколько мальчиков и девочек должны погибнуть, чтобы мамы и папы поняли: надо учиться общению с собственными детьми? Ну хотя бы на собственном опыте. Какими бы они ни были другими, они похожи на нас, и им не хватает того же, чего нам, – внимания и понимания. Ведь они могут никогда не узнать о вашей любви – вы просто не успеете.
P . S . Я напоминаю себе собственную дочь, сочинившую для одноклассников доклад о кошках в надежде, что они станут лучше к ним относиться. Я хочу, чтобы лучше относились к детям.
